- По-твоему получается, перестреляй конвой и пленные тут же кинутся к себе домой?
- Вполне может быть, - Леший пожал плечами. - Мы этого не делали. Вечно пытались завалить самую крупную, а значит потенциально более опасную цель. Считали, что с мелочевкой разберемся потом.
Слушая нашу дальнейшую беседу, молодежь молчала. Для Лизы и Павла все это было как удар обухом по голове, неожиданно и во многом не понятно.
- Не сходится, - объявил я после секундного раздумья.
- Что не сходится?
- Почему кашалоты пропали позавчера? Насколько я помню их погонщиков мы не трогали.
- Мы тоже... - невесело покачал головой подполковник.
- Тогда что произошло? Почему они, как ты говоришь, ослабили контроль?
- Не знаю. Надо подумать. - Леший пожал плечами. - В моей теории не хватает какого-то винтика. Я ее и рассказал, чтобы вы помогли мне его отыскать.
Думать мы принялись все вместе. И долго так думали, минут пять, да еще в полумраке и полной тишине. Не всем эта работенка оказалась по плечу.
- Короче, вы как хотите, а я спать пошел, - в конце концов заявил подполковник. - Только вот сейчас человека к дверям поставлю. - Леший принялся вглядываться в скорчившиеся вдоль стен фигуры своих людей.
- Не будите их, - попросил Пашка. - Разрешите я подежурю?
- А не заснешь?
- Никак нет, - отчеканил пацан. - Я позапрошлой ночью не стене стоял, так что вчера целый вечер отсыпался.
- Ладно, дежурь, - согласился подполковник. - Чуть что ори или стреляй.
- Будет сделано, товарищ подполковник.
Когда Леший и Пашка уходили, я с улыбкой поглядел им вслед. Два брата-акробата. Мальчишка, может даже и не осознавая этого, пытался подражать Загребельному. Манера держаться, походка, даже автоматы висят по одинаковому, того и гляди зашагают в ногу. Да... кумиры меняются быстро. Тебе, Максим Григорьевич, без БТРа не угнаться за лихим командиром спецгруппы.
Вот кто по-прежнему оставался моим верным спутником, так это Лиза. И что она во мне нашла? Я ведь и в молодости не считал себя особо привлекательным, ну а сейчас-то, когда годы медленно, но уверенно подбираются к пятидесяти... На роже впалые скулы, перебитый нос, мешки под глазами и седина на каждой второй волосине. Да уж, красавец! Хорошо, что хоть лысины пока нет.
А может совсем не во внешности дело? В некоторых женщинах инстинкт материнства прямо-таки заглушает разум. Им непременно требуется о ком-то заботиться. Вот так и у Лизы. Сперва был Пашка, но он взрослеет, становится все более своенравным и независимым, его уже не погладишь по голове, не покормишь из ложечки. И вот тут-то ей как раз и подвернулся я.
Мне очень не хотелось быть правым, но девушка словно нарочно постаралась укрепить меня в этой мысли:
- Максим, ты наверное есть хочешь? - спросила она, когда мы остались одни.
- У тебя небось и манная кашка в бутылочке припасена?
- Чего нет, того нет, - Лиза не обиделась на шутку, - Сухари вот... и сгущенка.
- Та самая? Помнится у тебя ее аж две банки.
- Ага, та самая, - Лиза виновато улыбнулась. - Только банка одна, вторую кто-то спер.
- Бывает, - словно утешая девушку, я погладил ее по руке.
Сразу вспомнилась наша первая встреча. Цирк-зоопарк, ведь с тех пор прошло всего три дня, а такое ощущение, что три года. Сколько уже всего было! Только убивали меня столько раз, что пальцев на руках не хватит. А вот чего-то хорошего... Да, пожалуй, все хорошее, что со мной приключилось, так это лишь встреча с Лизой, глупой маленькой девчонкой, которой почему-то втемяшилось в голову, что она влюблена в старого танкиста. Самое смешное, что и для старого танкиста она теперь тоже совсем не безразлична.
Я лежал и, должно быть, с несколько глуповатой, не к месту счастливой улыбкой наблюдал за Лизой. Та сходила за керосиновой лампой. Пока Лиза ее несла, мне даже почудилось, что девушка чуточку поувереннее стала держаться на ногах. Выходит, терапия Лешего помогает. Или это мне только показалось? Или мне рядом с Лизой так хорошо, что все вокруг, вся жизнь кажется светлее, легче и прекрасней?
Девушка поставила лампу подле меня и, усевшись, стала добывать из рюкзака свои скудные припасы. Круглая жестяная коробка из под печенья, зеленая металлическая фляга в чехле и, наконец, банка сгущенки с затертой сине-белой этикеткой. Сколько же Лиза ее с собой таскала? Все оттягивала удовольствие, хотя наверняка очень и очень хотелось. Девчонки они ведь все сладкоежки. И вот сейчас все-таки решилась, как будто у нас настоящий праздник.
- Ой, мне тоже есть хочется! - улыбаясь под моим взглядом, прошептала Лиза. - Голодная, как кентавр.
- Волк.
- Какой волк?
- Раньше говорили "Голодный, как волк".
- Ну, так это раньше, - Лиза открыла коробку с сухарями и придвинула ее ко мне. - Просто раньше люди не знали кто такие кентавры и сколько они готовы сожрать.
Эти слова девушки меня как-то сразу зацепили, словно сорвали со стопора сжатую пружину, и та все быстрее и быстрее стала распрямляться, готовая вот-вот выпихнуть на поверхность сознания какую-то идею, какое-то открытие. В голове как в калейдоскопе завертелись воспоминания. Бой у магазина. Грохот башенного КПВТ, который рвал на куски десятки ящероподобных тел. Наползающие на нас три исполинские тени. И над всем этим, словно голос репортера, озвучивающего трансляцию с места событий, звучат слова Нестерова: "Только выбрался, а там бойня... вернее, разделочный цех. Кентавры живые и дохлые. Первые жрут вторых. Кровище, вонь, рев...". Жрут? Ну, конечно же, жрут!