- Вот теперь действительно все, - Крайчек захлопнул толстую металлическую дверь и с силой потянул ручку на себя. Когда створка основательно вдавилась в резиновый уплотнитель, Томас задвинул засов.
Внутри горела тусклая электролампочка, пахло плесенью, человеческим потом, дымом и подгоревшей кашей. Еще несколько лет назад вся эта экстремальная экзотика у любого нормального человека вызвала бы чувство неприязни, если не отвращения. Но теперь... теперь все изменилось. И этот прогорклый подземный мир превратился в оазис жизни и безопасности, стал тем, что мы с теплотой именуем домом.
Когда-то в этом здании все было по-другому. Я не знал как, так как люди Крайчека перестроили его без моего участия. Попав сюда первый раз, я увидел неоштукатуренные, но довольно умело сложенные толстые перестенки. Кстати они и нынче точно такие же, грубые и прочные, красуются мозаикой из, как минимум, четырех видов кирпичей. Стены делят бывший спорткомплекс на три части: тамбур, где мы сейчас и находились, кухню и большой обеденный зал. Другие жилые и подсобные помещения, включая санчасть, кладовые, емкости для воды, находились в здании примыкающей четырнадцатиэтажки. Пройти туда можно было через два прохода, пробитые в стене.
Еще из коридора я услышал монотонный гул множества голосов и звон металлической посуды. Оно и понятно, сейчас в убежище собралось все местное население за исключением, пожалуй, лишь тех немногочисленных часовых, которые в противогазах и ОЗК остались нести вахту на стенах.
Тревога по времени совпала с ужином. Появление ядовитых облаков это бесспорно опасность, но только не для тех, кто оказался под защитой толстых стен и земляной насыпи. Люди знали это и не испытывали страха. Они спокойно поглощали свои скудные пайки, переговаривались друг с другом, делились новостями, слухами и личными, чаще всего не очень веселыми мыслями.
Все так и было. Ступив на порог общего зала, я окунулся в плотное облако тяжелого спертого воздуха, увидел желтый свет десятка электрических лампочек, ряды составленных друг с другом столов, за которыми сидело, по меньшей мере, три сотни человек. Места в зале всем не хватало, поэтому ели в несколько смен. Кто не хотел ждать, тот забирал свою порцию, уходил в одну из комнат внутри четырнадцатиэтажки и жевал там, сидя на матрасах или грубо сколоченных нарах. Крайчек сперва был против такой практики. Настаивал чтобы все питались в строго отведенном для этого месте, чтобы не оставляли крошки и жирные пятна, которые вполне вероятно привлекут мелких инопланетных паразитов. Однако вскоре стало понятно, что у голодных истощенных людей ни одна крошка, ни одна капля не упадет на пол. Они вылизывали миски так, что те можно было и не мыть.
Стоило лишь подумать о горячей пище, как в животе у меня протяжно заурчало. Должно быть громко заурчало, так как стоящая рядом Нина услышала, поглядела на меня и улыбнулась:
- Доставай свою миску, Максим. Сегодня на ужин ячневая каша с мясом.
- С мясом? - не поверил своим ушам я.
- Охотники постарались.
- А-а-а... - с пониманием протянул я и тут же полез в вещмешок за котелком.
Возле раздаточного окна как раз никого не было, поэтому нам не пришлось стоять в очереди. Улыбчивая пожилая женщина в белой ситцевой косынке и цветастом клеенчатом фартуке положила нам по черпаку серой, заправленной комбижиром каши и кинула сверху по куску вареного мяса. Глядя на него, меня поразили две вещи. Во-первых, размер куска - грамм сто пятьдесят. С чего вдруг такая щедрость? А во-вторых, его цвет. Мясо было розоватое, даже с каким-то фиолетовым оттенком, как будто его приправили раствором марганцовки.
- Идемте, наш стол свободен.
Томас указал на четыре ученические парты, которые стояли в ближнем ко входу углу, чуток особняком от всех остальных. Обычно именно за ними принимало пищу руководство лагеря. И это совсем не потому, что отцы-основатели хотели как-то выделиться. Просто именно в такие короткие минуты отдыха они имели возможность посовещаться, а некоторые темы вовсе не предназначались для посторонних ушей.
Однако сейчас серьезных дебатов не предвиделось. За командирским столом сидело всего два человека. Я знал их обоих. Это были инженер Ковалев и ответственный за подготовку групп, работающих вне лагеря, майор Нестеров - старый одинцовский милиционер, родившийся и выросший в этом городке.
Назвав Нестерова милиционером, я почему-то вспомнил, что за несколько лет до войны после длительных и жарких дебатов, милицию все же переименовали в полицию. Но только вот это название все никак не хотело приживаться. Действительно, какой же русский, в прошлом советский человек назовет мента полицейским? Смешно! Мент он для нас всегда и останется ментом. И это даже не профессия, это диагноз.
Наше появление собеседники заметили уже давно и теперь призывно махали руками. Не думаю, что эти двое соскучились по своему командиру. Скорее хотели заполучить меня - человека, который кочует от поселения к поселению и перевозит не только оружие и боеприпасы, но и последние новости. По первым словам Нестерова я понял, что не ошибся.
- Привет, полковник. Как дела? Что нового творится в мире?
- Здорово, мужики, - я поочередно пожал две протянутые мне руки. - В мире все по-старому, все на букву "Х".
- И что, ни одной хорошей новости? - поинтересовался майор.
- Почему же, одна имеется, - я поставил крышку от котелка на стол и уселся между ним и Крайчеком. - Я тут на подъезде к Кутузовскому навозного льва завалил, и не одного, а со всем выводком. Так что с вас, как говорится, причитается.