Одноглазый как прежде стоял у окна, только теперь уже не спиной, а боком ко мне. Глядя на него, я вдруг поразился абсурдности, может даже комичности ситуации. Если бы это все происходило на войне, неважно какой, Первой или Второй Мировой, Гражданской, Афганской, Чеченской, да любой, какую человеки ведут против человеков, в одном из двух лесников легко можно было бы узреть вражеского шпиона. Ну, а сейчас? Что прикажете думать сейчас? За чьим шпионом гоняться, не за кентавровским же в самом-то деле! Нет, тут что-то не то. Эти два человека, а в том, что их двое, мне грешно было сомневаться, не походили на врагов. Они, как бы это так пояснее выразиться, выпадали из нашей серой массы. Они были другими. Я чувствовал это. Посланцы, что ли? Те, кто должен был указать нам верный путь? Если даже и так, то пока я выслушал лишь одно предложение. Теперь оставалось выяснить, что скажет нам второй... очень надеюсь, не Иван Сусанин.
Одноглазый подал голос, как только Крайчек закончил свою речь:
- Оставаться в лагере - это самоубийство.
- Уходить еще большее самоубийство, - парировал Крайчек. - По крайней мере, сейчас.
- И я так считаю, - поддержал командира Александр Кальцев. - Сперва следует разобраться что же все-таки происходит. Что это за зверюги, почему они здесь и как их можно остановить? Отступление через пустошь это крайняя мера. Поступим так только, если ничего не сможем предпринять.
- Боюсь, молодой человек, тогда уже некому будет поступать так или этак, - проскрипел колючий сухой голос профессора Дягилева.
- Владислав Сергеевич, вы что, предлагаете уйти, бросить все, что сделано, все плоды вашей работы? - в попытке склонить старика на свою сторону Крайчек бил ниже пояса.
- Моя работа это не главное. Я смогу начать все сызнова, в другом более подходящем месте.
- У нас самая мощная оборона среди всех поселений, - напомнил архитектор Хлебников. - Если не выдержит она, то не выдержат и другие. Таким образом, наше бегство станет лишь временной отсрочкой неминуемой... - он осекся, да так и не произнес слово "гибели".
- Это смотря куда бежать, - бас лесника снова заглушил все остальные голоса.
- Опять ты о своем, - тяжело вздохнул Крайчек. - Ты, Олесь, сам посуди: где мы, а где это твое море.
- Море? Какое море? - само собой вырвалось у меня.
За эту невоздержанность большинство присутствующих наградило меня косыми взглядами.
- Ах да, Макс, ты, конечно же, не в курсе, - спохватился Томас. - Вот Скуба предлагает к Балтике идти, в сторону Риги.
- Куда?!
- К Риге, - спокойно повторил уже лесник.
Я несколько секунд просто стоял и разевал рот даже не зная, с какой из опасностей начать. В моем списке были и проклятые земли, и кентавры, и около тысячи километров пути, и еще много всякого такого, от чего по коже начинали ползать крупные мурашки. А главное никто не мог сказать, существует ли сейчас эта самая Рига. Именно это свое опасение я и решил озвучить первым.
- Рига та? - переспросил Одноглазый. - Должно быть, существует, раз люди туда идти собирались. - Тут лесник пожелал уточнить: - У нас в Витебске...
- В Витебске? - перебил его я. - Ты же вроде как из Могилева?
- Ну да, из-под Могилева, - согласился Скуба. - Только нечего там сейчас делать. Проклятые земли.
- А в Витебске?
Я покосился на висевшую на стене карту и заметил, что возле Витебска нарисован маленький красный флажок, знак, которым Крайчек отмечал поселения. Что-то я его вчера не видел. Или просто не заметил?
- В Витебске повеселее будет. Там крутые ребята собрались из тех, кто не сидит сложа руки.
Вот он второй путь, - подумал я. - А может они части одного целого? Никто ведь не говорил, что возрождение планеты должно начаться именно здесь, в Подмосковье. Пытаясь проверить насколько связаны истории двух лесников, я задал следующий вопрос:
- Это те самые ребята, что надрали задницы ханхам?
Лесник покосился на меня, и я заметил, что его единственный глаз заметно округлился.
- О чем это ты, полковник?
- Как о чем? - в свою очередь удивился я. - Земля слухами полнится. Говорят, как раз под твоим родным Могилевом какие-то герои славно повоевали. Даже пару боевых платформ ханхов завалили.
Я нарочно употребил услышанный накануне термин "боевая платформа". Хотелось показать, что пронырливый бывалый танкист в курсе всех событий.
- Опять ты путаешь, полковник, - Одноглазый отрицательно покачал головой. - Не слыхал я что-то о таком. У нас вообще все тихо было. Народ перемер от того облака, что они над Брянском выпустили.
Я промолчал. Просто промолчал. Не оказалось у меня в голове подходящей мысли, чтобы продолжить этот разговор. Запутался, черт побери! Единственной надеждой прояснить что-либо была очная ставка с тем вторым Олесем, которого с минуты на минуту должен был доставить Леший. А вот, кстати, и он.
Дверь в кабинет потихоньку приоткрылась, и в нее бочком просочился Загребельный. Один. Когда наши взгляды встретились, он мотнул головой в сторону выхода, выйдем, мол. Конечно. Особого выбора не было, пришлось кивнуть в ответ.
- Прошу прощения, у нас тут небольшая проблемка, - я шагнул к выходу.
Вновь пришлось напустить тень на плетень. Благо обстановка, так сказать, позволяла. Предполагалось, что местное руководство, захваченное разрешением глобальной проблемы, не заинтересуется той другой, крохотной, которая возникла у нас с Лешим. Так оно и вышло. Мы шмыгнули за дверь, избежав ненужных расспросов. Только Крайчек покосился нам в след, причем покосился как-то уж очень осуждающе и раздраженно. Ну и бог с ним, с его осуждением. Поглядим на его рожу, когда мы с Андрюхой предъявим публике белорусского лесника номер два.